Стихи военных лет Н. И. Рыленкова

* * *

Прожекторов косые лезвия

Ночное небо полосуют снова.

Шипя, взвилась ракета, как змея,

Из сумрака настороженно-злого.

Опять налет! Который в эту ночь!

Стоим, склонясь в раздумье над кроваткой,

Где спит, раскинув руки, наша дочь

И летний сон, должно быть, видит сладкий,

Но вот  упала бомба, грянул взрыв,

Столпились тучи, пламенем одеты,

И дочь, глаза тревожные открыв,

Меня спросонок окликает: «Где ты?»

Прощай, родная! Я иду туда!

Горят окраин улицы кривые...

Да, что такое мужество — тогда

Всем существом я ощутил впервые!

Август 1941

* * *

Пусть метель проносится, бушуй,

Пусть визжит шрапнель над головой,

Карточку твою с собой ношу я

В сумке полевой.

И покуда пуля не порвала

Нить моих еще недолгих дней,

Я сижу у каждого привала,

Наклонясь над ней.

Ружья в козлах. Свищет ветер в дула,

Резче стужа на исходе дня,

Я ее не чувствую. Вдохнула

Ты свое тепло в меня!

Заглянув через плечо, ребята

Скажут мне:

Товарищ командир!

Были семьи и у нас когда-то,

Где они? С восхода до заката

Разворочен мир!

И замолкнут...

Сдвинутые брови,

Вдаль, сквозь вьюгу, устремленный взгляд.

Отсветы зари, как лужи крови,

На снегу лежат!

Деревня Подолино, 1941

ИЗ ДНЕВНИКА

Фронт приближался к Москве. В ту пору

Наш батальон стоял под Можайском.

И каждое утро все ближе, ближе

Мы слышали пушечную канонаду.

А сводки газетные были скупы,

А письма друзей доходили редко.

И мы не знали, где наши семьи,

Бежавшие из городов сожженных.

Мы видели только: по всем дорогам,

По всем колеям осенним, размытым

Тянулись подводы с утра до ночи,

 Груженные разным домашним скарбом.

На их перепутьях смолкали ветры,

Березы склонялись у перекрестков.

И журавлей прощальные трубы

Гремели над ними в пустынном небе.

Но сухи были глаза у женщин:

Они за войну разучились плакать.

Им опалило ресницы горе,

Бледные губы сомкнуло плотно.

Я пристально вглядывался в их лица,

И сердце сжималось мое тревожно:

Может быть, встречу своих знакомых,

Может быть, близких своих увижу.

Мне в каждой девочке десятилетней

Виделась дочка моя Наташа.

Мне в каждой девочке пятилетней

Виделась дочка моя Ирина.

Но ни с Наташей моей, ни с Ириной

Не привелось мне тогда повстречаться

Горькой рябиной, тоской журавлиной,

 Казалось мне, в сердце они стучатся.

Казалось мне, я, как солдат, в ответе

За все, что вынесут наши дети,

Лишенные крова, лишенные детства,

Бежавшие, еле успев одеться.

А рядом уверенно и деловито

Бойцы — белорусы и украинцы –

Противотанковые рвы копали,

Как погреба у себя в деревне.

Я видел: привыкшие к созиданью,

Люди за землю держатся крепко...

И снова мои расправлялись плечи,

И на душе становилось легче.

1941-1942

* * *

Прошедшим фронт, нам день зачтется за год,

В пыли дорог сочтется каждый след,

И корпией на наши раны лягут

Воспоминанья юношеских лет.

Рвы блиндажей трава зальет на склонах,

Нахлынув, как зеленая волна.

В тех блиндажах из юношей влюбленных

Мужчинами нас сделала война.

И синего вина, вина печали,

Она нам полной мерой поднесла,

Когда мы в первых схватках постигали

Законы боевого ремесла.

Но и тогда друг другу в промежутках

Меж двух боев рассказывали мы

О снах любви, и радостных и жутких,

Прозрачных, словно первый день зимы.

Перед костром, сомкнувшись темным кругом,

Мы вновь клялись у роковой черты,

Что, возвратясь домой к своим подругам,

Мы будем в снах и в помыслах чисты.

А на снегу, как гроздья горьких ягод,

Краснела кровь. И снег не спорил с ней!

За это все нам день зачтется за год,

Пережитое выступит ясней.

1942

* * *

Нет, не спится! Я вышел из душной землянки.

Часовой заглянул мне в лицо: «Командир!»

По шоссе громыхают тяжелые танки,

Не смолкает всю ночь перебранка мортир.

Свежий ветер пахнул. Он из ближнего бора

Земляники и меда мне запах принес.

Значит, близится время веселое сбора,

С детства милая сердцу пора — сенокос!

Только смято немецкими танками лето,

Гром орудий в лугах косарей разогнал...

Задыхаясь, я сжал рукоять пистолета:

О, скорей бы, скорей бы к атаке сигнал!

1941

* * *

Командир батальона читал до зари «Илиаду».

Стол дощатый скрипел, и огарок чадил восковой,

И в ночи открывалось его воспаленному взгляду

Не сраженье у Трои, а бой под любимой Москвой.

Мужа в бой провожая, там слёзы не льёт  Андромаха,

Но, сжимая оружье, встаёт с ним бок о бок она…

А в штабную землянку из мутного снежного праха

Шёл рассвет. И его посылала со сводкой война.

1942

РАЗБИТОЕ ЗЕРКАЛО

Вчера я зеркало разбил, а это,

Слыхал я, невеселая примета,

О близкой смерти говорит она.

Что ж, может быть, и так. Теперь война!

Сожжен мой город. От родного быта

Лишь зеркало хранил я, что разбито

Моей рукой неосторожной... Пусть!

Я все изведал: и разлуки грусть,

И горечь дорогих воспоминаний.

Теперь я не боюсь и смерти ранней,

Я приучился думать поутру,

Что, может статься, к вечеру умру.

Вот слышен гул немецких бомбовозов...

А день уходит, серебрист и розов,

А ты, накинув на ходу шинель,

Спешишь к бойцам сквозь редкую метель.

Я встряхиваюсь и бегу навстречу,

Придумывая, что тебе отвечу,

Когда ты поглядишь из-под бровей...

Мне станет стыдно слабости моей!

Твой облик тем и близок мне и дорог,

Что здесь, как в институтских коридорах,

Проходишь ты, спеша, как на зачет,

Туда, где кровь горячая течет.

Я был согрет не раз твоей заботой.

Сама — птенец вчерашний, желторотый,

Ты сразу возмужала на войне

 И руку дружбы протянула мне.

И я забыл о зеркале разбитом.

О всем, что мирным называлось бытом,

Мне захотелось жить, чтоб на войне

Пройти весь путь со всеми наравне.

1942

* * *

В суровый час раздумья нас не троньте

И ни о чем не спрашивайте нас.

Молчанью научила нас на фронте

Смерть, что в глаза глядела нам не раз.

Она иное измерение чувствам

Нам подсказала на пути крутом.

Вот почему нам кажутся кощунством

Расспросы близких о пережитом.

Нам было все отпущено сверх меры —

Любовь, и гнев, и мужество в бою.

Теряли мы друзей, родных, но веры

Не потеряли в Родину свою.

Не вспоминайте ж дней тоски, не раньте

Случайным словом, вздохом невпопад.

 Вы помните, как молчалив стал Данте,

Лишь в сновиденье посетивший ад.

1942

НАВОДЧИК

Не позабыть мне ночи той короткой...

Был май. В лесу черемуха цвела.

Мы наступали, и прямой наводкой

Артиллеристы били вдоль села.

И, пробираясь меж коряг и кочек,

Когда рассвет вставал, от пепла сед,

Я слышал, приговаривал наводчик:

Вот, в самый раз... Прости меня, сосед!

И вновь взлетало облако рябое,

И вновь шаталась от разрыва мгла...

А мы узнали только после боя,

Что парень был из этого села.

1942

* * *

Золотое облако зноя,

Запах трав – медовый, хмельной.

Небо русское расписное

Распахнулось передо мной.

И пылят пути фронтовые

В нескудеющем свете дня…

Солнце жизни моей, Россия,

Укрепи на подвиг меня!

1943

* * *

Война переменит маршрут,

И вовремя, без опозданий

Саперы придут, уберут

Обломки разрушенных зданий.

Ты будешь стоять и вокруг

В тиши озираться, волнуясь,

Авось под обломками вдруг

Саперы найдут твою юность.

Ты помнишь — пропала она

Во время той первой бомбежки,

Когда отцвела тишина

На желтой садовой дорожке.

Так пусть же разделит она

Солдатскую горькую славу

И будет погребена

По воинскому уставу.

1943

* *  *

Как полынь, мне хлеб разлуки горек,

Долги ночи, беспокойны сны.

Может быть, стихи мои историк

Не запишет в летопись войны.

Может быть, во дни торжеств народных,

 Где оркестров полыхает медь,

О привалах, о кострах походных

Будут строки не мои греметь.

Но, один оставшись, мой ровесник

Их откроет, словно свой дневник,

Про себя прочтет и скажет — есть в них

Дым войны, что в душу мне проник...

Смолкнут хоры, отгремят оркестры,

И в часы раздумья нам опять

 Боль, не занесенная в реестры,

Будет жажду сердца утолять.

1943