Интервал между буквами (Кернинг):
Владислав Иванович Соколов
БАЛЛАДА О РОСЛАВЛЕ
Младая Русь, как говорит преданье,
Рождалась здесь, на этих вот холмах:
Десна и Днепр, литовцы и славяне,
И грозный князь Владимир Мономах.
Здесь, в сумерках двенадцатого века,
Благословенье господа снискав,
Стал на горе во славу человека
Монарший внук - великий Ростислав.
Так город Рославль - честь ему и слава
В льняном венце кудрявой головы,
Рекой Остер обвитый величаво,
Родился здесь задолго до Москвы.
Я славлю Рославль, город мой родной,
Из глубины двенадцатого века,
Рожденный миру Бурцевой горой,
Во имя и во славу Человека.
Тебя умыл серебряный Остёр
И Юр-гора тебя благословила,
На Запад руки ты свои простёр,
Где без числа детей твоих могилы.
Не победил тебя Наполеон,
И в сорок третьем из огня ты вышел,
Российский флаг, как шелковистый лен,
Полощется в кругу цветущих вишен.
У древних храмов плачут соловьи,
Слагают дети о тебе былины,
Благословенны женщины твои
И добрые смоленские мужчины.
Поклон тебе, родина Глинки,
Твардовского трепетный край,
Смоленские наши суглинки,
Льняной и картофельный рай.
Привет вам, родные низины,
Медовые наши леса,
Поклон тебе, Рославль былинный,
Мой город, где я родился.
Истории голосу внемля,
Я слышу, я вижу тот год:
-Родимые, скудные земли,
Мой горький смоленский народ;
Литовцы, французы, поляки,
Победы и гибель полков
Трагедий навиделся всяких
Мой город за восемь веков.
Строгал, торговал и молился,
Услышав малиновый звон,
Трепать лучше всех научился
Особенный, шелковый лен.
Выкачивал в праздник и в будни
Гречишный соломенный мед,
Да только голодные люди
Не ведали лакомых сот.
И в день, когда там, над Невою,
Рабочие свергли царя,
Над Бурцевой древней горою
Взошла молодая заря.
Вам слава, великие деды
С железнодорожных путей,
Что подняли знамя Победы
За счастье голодных детей!
Земель монастырских и барских
Не стало той буйной весной
Свободный от милостей царских
Стал вольным мой город родной.
Конец двадцатого столетья.
Земля. Смоленщина. Гроза.
И воздух, сумасшедше летний,
И ночь - хоть выколи глаза.
В режиме полудеревенском
Не спит в ночи и ждет рассвет
Смоленский сын в лесу смоленском,
Российский доктор и поэт.
В бездонном космосе планеты,
О чем - то господа моля,
Легли крестом, и в ценгре этом
Моя священная земля.
Шершавый глобус - море, суша,
И на одной шестой земли
Живет народ, бездумно руша,
Что до него создать смогли.
Он ищет в солнечном затменьи
Причины всех своих забот,
Из мавзолея смотрит Ленин
На неспокойный свой народ.
Ровесники двадцатого столетья,
Отец и мать рассказывали мне
О Рославле, о годах лихолетья,
О Ленине и моей стране.
И с детских лет, как только думать стали
И я , и дети - сверстники мои,
Мы ведали, что есть на свете Сталин, -
С ним мы сверяли все дела свои.
Он - ленинец, он - мудрый, он - высокий,
Он - партия, он - вождь рабочих масс,
Что б не случилось, он - зеница ока.
Он не предаст и не оставит нас...
Вот только очень не понятно было,
Когда страницы наших детских книг
Нарочно заливали мы чернилом,
Чтоб « враг народа» в книжку не проник.
Когда лупили мальчика у входа,
Или девчонке пачкали пальто,
И в этом горе - «сын врага народа» -
Уже никто не мог помочь, никто...
И тормозили черные машины
Глухою ночью у ворот тюрьмы,
И исчезали взрослые мужчины,
Кому несли свои признанья мы...
Все пережил доверчивый мой город,
Его я помню в год сороковой -
Он был красив, по-юношески молод,
Как паренек с льняною головой
Он бойко строил школы и больницы,
Заводы, клубы, парки и дома,
И северная щедрая столица
Была довольна Рославлем сама.
Каким же кратким это счастье было!
Я помню вой фашистских черных бомб,
Кошмар эвакуации, могилы,
Жестокость, лицемерие, апломб...
Нацисты жгли, насиловали, били,
Расстреливали немощных людей
Они сто тридцать тысяч истребили
За восемьсот кровавых черных дней.
Бывало и такое в общей тризне:
В один из дней фашисты в сентябре
Семьсот людей в тюрьме лишили жизни,
Их трупы вывозили на заре.
Спецлагеря будили ночью стоны,
И, только наступала темнота,
На запад уходили эшелоны
С землячками в вагонах для скота.
Как только город наш освободили,
Вернулись мы с сумою на горбах –
Из леса партизаны выходили,
Предатели качались на столбах.
Дымятся рвы, тоскливый ветер свищет,
Сожжен весь город, нет воды, огня,
И вместо дома смотрит пепелище
Глазами жуткой смерти на меня.
Все пережили, вытерпели люди.
Возили тачки с битым кирпичом,
Прислушивались к грохоту орудий
(Хоть им уж это было ни почем).
Фронт уходил на запад, и смоляне
Свои сердца закрыли на засов
И, подорожник приложивши к ране,
Работали но двадцать пять часов.
Мой древний Рославль, честь тебе и слава,
Ты вновь стоишь на всех своих холмах,
И жители твои живут на славу
В своих красивых каменных домах.
На площади, где тени поколений
Сокрыли память горькую свою,
Стоит на скромном пьедестале Ленин
И смотрит в даль, в историю твою.
У ног его до осени анютки -
Мерцающие детские глаза,
« Мы не забудем». -
шепчут незабудки,
И в лепестках слезинками - роса.
Растет мой город. Памяти достоин,
Кует металл сегодняшнего дня,
И пионеры в сквере павших воинов
Стоят с ружьем у вечного огня.
И где б я ни был - в Праге или в Дели,
И что б ни делал, словно боль свою,
Я буду помнить милый с колыбели
Мой старый Рославль - родину мою.
Пусть встретит он свое тысячелетье,
Пускай сто раз цветут его сады,
Пусть внуки наши завещают детям
Не испытать, не знать его беды.
И пусть три речки вешнею порою
Услышат крик далеких журавлей...
Да будет мир над Бурцевой горою
И над великой Родиной моей.